Свидетельства братьев-отказников

В это время у меня возник вопрос: как же я, теперь верующий, буду носить при себе оружие и убивать близких своих, если понадобится, когда в Евангелии Христос Сам сказал: "Не убивай, не клянись" (Матфея 5:21 ;34). Я, правда, не клялся, присяги не давал, а оружие имел при себе. Этот вопрос меня стал очень тревожить, и я не знал, как правильно поступить. Я начал спрашивать верующих о решении этого вопроса. Определенного ответа мне никто не дал. Я тогда обратился к старшим, чтоб они мне объяснили. Старший пресвитер вышел в другую комнату и выносит мне бумагу, в которой было написано, что убивать на фронте врагов нужно. Чем больше убьешь, большая будет награда. Я с этим не соглашался: "Христос сказал не убивать, а вы говорите наоборот?". Он ответил: "Всё, вопрос окончен. Мы тебе ничего говорить не будем". Я неудовлетворённый, даже разбитый вышел из молитвенного дома.
Бог пришел мне на помощь. Там, в собрании, при беседе присутствовали два брата. Они все время молчали при беседе, а потом подошли ко мне и говорят: "Можете зайти с нами в дом, и мы побеседуем с вами об интересующем вопросе". Я, конечно, согласился, зашли в дом. Там меня угостили чаем и говорят мне: "На ваш вопрос не ищите у людей ответа. А ищите его у Бога". Прочитали мне место Священного Писания: "Вы имеете помазание от Святого и знаете все...". "Обращайтесь в посте и молитве, и что Бог вам Духом Святым скажет, так и поступайте" (1 Иоанна 2:20;27). И это самое правильное, потому что люди некоторые за отказ от оружия подвергаются расстрелу, некоторых в тюрьму сажают, некоторых в дисбат посылают, так что это очень трудный вопрос. И ты его должен решать сам с Богом". Когда я общался с ними, остался доволен ответом. По этому вопросу назначил я трёхдневный пост, взывая к Богу. И у меня возникло сильное желание духа отказаться от оружия. Если меня оставят в армии как фельдшера, лечить людей , то я останусь , а если не согласны, то я не останусь.
Вначале ноября у меня была под санчастью землянка. Мы там собирались, молились, пели. Несколько душ ещё обратились к Богу. Я им говорил, что решил отказаться от оружия. Уже заявление написал. Некоторые были удивлены. К октябрьским праздникам готовились маршировать. Я отказался от занятий, поставив в известность командира роты и начальника сбора, что я на занятия не пойду, и что вообще я отказываюсь от оружия.
- Да ты что? С ума сошёл?
- Со своего ума, может быть, и сошёл. Но так и скажи вышестоящим, не обманывай там.
Он, правда, пошел доложил выше.
Меня вызывает к себе начальник сборов, отводит меня в сторону и говорит:
- Мне доложил командир вашей роты, что вы отказываетесь от занятий, от оружия отказываетесь.
Я подтвердил:
- Да, я отказываюсь от оружия.
- На основании чего?
- На основании Слова Божия. Христос повелевал не убивать никого.
Он с удивлением и страхом посмотрел на меня и спрашивает:
- А вы здоровы? Не заболели?
- Нет, не заболел, здоров.
- Я должен обо всём этом доложить начальству: командиру бригады, начальнику штаба.
- Докладывайте.
И он отпустил меня. Вечером меня вызвали в штаб, убедиться: действительно ли я отказываюсь от оружия. Я и им сказал:
- Да, я действительно по заповеди Христа не могу убивать людей.
Они начали на меня кричать, ругаться, возмущаясь. Требовали, чтобы я брал оружие. При мне в это время не было оружия. Я занял одному командиру, уезжающему в командировку. Они начали мне силой вешать оружие (но я не принимал), возмущались, кричали, ругались, угрожали. Я попросил их, чтобы они не сердились, не тратили зря нервов, это моё твёрдое решение во имя Христа. Спросил их: "Что написать? Заявление? Расписку? Я вам напишу, а вы поступайте по закону. Я отказываюсь от оружия, т. к. Христос сказал: Не убивай". Они отпустили меня. Это было 2-3 ноября 1944 года. Я ожидал ареста. Но меня не арестовали. Я опять пошел в Минск в молитвенный дом и сказал, что отказался от оружия. Все братья пришли в великий ужас. Встретился с молодежью, и им сказал о своём решении. Помолились, попели, и я ушел. Все время был в ожидании ареста, но меня никак не арестовывали. Наконец, 11 ноября, в понедельник утром приходит командир роты в землянку, где была расположена санчасть, зам. начальника контрразведки, и говорит:
- Вы знаете, кто мы?
Отвечаю:
- Знаю.
- Мы пришли арестовать вас.
Я говорю:
- Пожалуйста, я вас уже давно жду.
Произвели обыск. Библию я отдал, зная, что меня арестуют, а нашли сборник переписанных псалмов, письма, бумагу и отвели меня в землянку, где меня взяли под стражу. На следующий день приходит заместитель начальника контрразведки. Он начал допрос в частной хате, в отдельной комнате. В процессе допроса я рассказал, где и с кем встречался, с кем беседовал. Я сказал, что беседовал с двумя братьями. Потребовали сказать их фамилии, имя, отчество. Но я не знал ни того, ни другого. Следователь в порыве злости яростно начал меня бить по щекам и кричать, что здесь не молельня, а контрразведка. Женщина, хозяйка дома, услышала, что он меня бьет, начала плакать. Ему, по-видимому, стало неудобно. Порвал все бумаги, вывел в коридор, ударил ногой в спину, и снова меня отвели в землянку. Знакомые солдаты спрашивают: что со мной? Я им говорю о Христе, о Боге, о спасении и радуюсь, что за Иисуса Христа я понес эти побои и поругания. Но на второй день отвели меня в пустую хату. Там сидел капитан, заместитель начальника контрразведки и больше никого. Ну, думаю, здесь нет никого, будет бить меня. Но я ему ещё тогда сказал: "Если будешь бить меня, ничего тебе не скажу, хоть и убей меня. Тебе это делать не положено". Снова начался допрос, и все, что я говорил, он писал. Два или два с половиной часа проходил допрос, никто не бил меня, не угрожал. На этом и окончилось следствие.
А поздно вечером приходит начальник контрразведки. Мы были знакомы. Я его одно время лечил. Он побеседовал со мной и говорит: "Мы рассуждали о твоём ужасном поступке. Военный трибунал будет судить тебя. В лучшем случае тебе "светит" 10 лет лагерей, а в худшем - расстрел. Ты думаешь об этом или нет?". Я говорю: "Да, я думаю, но изменять заповеди Христа не могу". Я рассказал ему, что Христос сделал в моей жизни. Он рассказал, что те, кто меня допрашивал, уверены, что делаю это я не из-за страха, так как на фронте безбоязненно служил, а по убеждению:
- И вот к чему твое убеждение тебя привело. Ты имей свое убеждение при себе, никому об этом не говори. Ты фельдшер, может тебе не придётся никого убивать. Лечи людей.
- Нет, - говорю я, - всё это я буду делать, только без оружия.
- Нет! Раз ты официально отказался, мы не можем разрешить тебе. Бери оружие, носи его, мы будем знать, что ты не будешь убивать.
- Нет, лицемерить я не могу.
- Ну, тогда завтра вечером собирайся, я отвезу тебя в корпусную контрразведку. И военный трибунал решит, что с тобою делать.
Врачи еще приходили, убеждали меня, чтоб я так не поступал. Но я был твердо убежден, если Бог меня побудил, то я только так должен делать, как поступаю.
На следующий день вечером он повёз меня в корпусную контрразведку. Привезли туда, я все время молился и имел внутреннюю радость, хотя условия для тела были очень плохими. Привезли в корпусную контрразведку, завели к начальнику, и он мне сказал: "Ну, вот! Последний раз мы тебя предупреждаем: хочешь, возвращайся в часть, бери оружие, а мы будем знать, что ты убивать никого не будешь, только возьми оружие".
Отвечаю:
- Я вам уже говорил: нет. Я не возьму оружие, лицемерить я не буду. Без оружия лечить раненых и больных буду!
- Тогда расстреляем.
- Расстреливайте.