Наверх
Наверх

Отличный материалы написанный православными о АНАБАПТИСТАХ

Хубирьянц Владимир Владимирович

Администратор
подробнее
Я поразился когда прочел вот этот материал который дал мне один друг брат, написанный православными но почти без каких то манипуляций и даже с понимаем и некоторым сочуствием. Тоесть, хороший взгляд хорошего историка....

Вот для вашего расмотрения:


"Анабаптизм


Успех немецкой Реформации и широкий резонанс, который она быстро получила в Европе, объяснялся двумя главными причинами. Во-первых, Реформация отразила и как бы подытожила глубокие изменения в социально-экономической и духовной жизни страны, которые давно подтачивали средневековые социальные структуры, в том числе и церковные.

Во-вторых, протест Мартина Лютера был поддержан сильными светскими правителями, обеспечивавшими ему защиту и свободу проповеднической деятельности. Тем самым образовался слой противников папы — политиков и богословов, невольно создававших впечатление, будто Реформация подталкивалась преимущественно «сверху». Причем, на первых порах партнеры преследовали вполне определенные цели. Лютер был озабочен «исправлением» католической церкви, а светская знать поддерживала его ради укрепления собственной власти. В этом отношении успех немецкой Реформации был полным: в конце концов, лютеранство и стало охранительной идеологией существующих порядков.

Так что у Лютера, как, впрочем, и у Кальвина, были все основания полагать, что они своих основных целей добились. Сохранялась лишь задача, особенно остро волновавшая Кальвина,— расширения Реформации, ее экспансии на другие территории. Однако шаг за шагом все отчетливее стало проступать неожиданное, так сказать, вертикальное измерение Реформации — ее бурлящая народная подпочва. В самой гуще жизни постепенно набирали силу стихийные процессы, которые не только не поддавались контролю со стороны признанных теологов, но и все убедительнее демонстрировали ограниченность и половинчатость проведенных ими реформ. Многие религиозные деятели, самими обстоятельствами жизни вовлеченные в религиозно-духовное творчество, особенно если им были близки переживания крестьянских масс, все отчетливее осознавали недостаточность лишь «внутренней» свободы и программы Кальвина по демократизации церкви, обернувшейся теократическим режимом.

Лидеры протестантизма не могли этого не видеть и постепенно ужесточали преследования недавних единомышленников в борьбе с папой: Лютер публиковал яростные филиппики по их адресу, Цвингли санкционировал соответствующие решения совета Цюриха, который он фактически контролировал, а Кальвин уже непосредственно участвовал в судебных разбирательствах и сам определял меру наказания «нечестивых».

Сложилась новая ситуация: в изначальную конфронтацию протестантизма и католицизма вмешалась третья сила, а именно протестантские «диссиденты» и «еретики», в одинаковой мере враждебно относящиеся и к Риму, и к Виттенбергу. Их активизация сразу же изменила конфигурацию Реформации, обозначив ее второй, «сектантский» период. Словно повторилась знакомая по истории схема. Добившийся официального признания протестантизм теперь выступал в недавнем амплуа католической ортодоксии и обличался «снизу», как отступник от истинной апостольской веры за непоследовательность и духовный деспотизм. Красноречив поразительный факт: несгибаемый реформатор Кальвин пошел на сотрудничество с католической инквизицией в преследовании антитринитария Мигеля Сервета.

Такое развитие событий вовсе не случайно. То социально-политическое содержание, которое в «превращенной», закодированной форме было артикулировано в учении, например Лютера с консервативных позиций, теперь подверглось дешифровке с радикальной точки зрения, характерной для мироощущения крестьянства, ремесленников и всего простого люда. Крестьян, разумеется, не волновали перепалки теологов по поводу догматических тонкостей. Едва ли кто-либо из «простаков» мог сказать что-либо вразумительное о «нераздельности, но неслиянности» трех ипостасей Бога. Однако они интуитивно чувствовали политическую подоплеку богословских новаций, переводили их на язык собственных мирских, не терпящих отлагательства требований.

Поэтому различные интерпретации того же догмата Троицы (антитринитарии, пантеисты, социане и т. п.) символизировали размежевание вполне земных интересов и программ. В такой же роли выступало требование заменить крещение младенцев «сознательным» крещением взрослых — требование, которое и обозначается термином «Анабаптизм».





«Анабаптизм».

На первый взгляд оно носит достаточно категорический, не допускающий никаких сомнений характер. Но как только мы начинаем разбираться в «секте анабаптистов», а именно о ней идет речь в религиоведческой литературе, то возникает масса неясностей относительно групп, к ней принадлежащих, и вероисповедания, которое она защищает. И этот разнобой характерен не только для отечественной, но и для всей мировой литературы.

Обычно к этой «секте» относят все группы и всех теологов, которые отвергают крещение младенцев, хотя бы они и радикально различались в интерпретации других фундаментальных проблем.

Начнем с того, что общепринятое мнение, будто анабаптизм впервые появился в немецком Цвиккау, представляется сомнительным. Правомернее говорить о Цюрихе, где проходила деятельность Ульриха Цвингли — третьего (наряду с Лютером и Кальвином) основоположника протестантизма. Его взгляды формировались независимо от Лютера, хотя впоследствии он высоко отзывался о немецком реформаторе. В отличие от виттенбергского теолога, во многом впитавшего идеи и тип мышления средневековых мистиков, Цвингли, испытавший влияние Эразма, был более рационалистичен и более последователен в своей реформистской программе. Это различие нашло конкретное выражение хотя бы в известном и бесплодном споре о сути причащения. Лютер настаивал на его буквальном понимании (а именно, реальном присутствии тела Христова), Цвингли же рассматривал причащение как символ, как напоминание о «тайной вечере». Забегая вперед, можно констатировать, что именно решительность Цвингли в утверждении Священного Писания в качестве единственного источника вероучения вызвала яростные дискуссии о таинстве крещения; скорее всего именно в Цюрихе зародился анабаптизм в строгом смысле, а Конрад Гребель, бывший сподвижник Цвингли, стал наиболее авторитетным интерпретатором его ключевых принципов.

В начале XVI века Швейцария была одним из наиболее демократических государств Европы. Цюрих, его столица, управлялся финансово-промышленной олигархией, представленной Советом 200. Как и Лютер, Цвингли получил известность своим протестом против католической догматики и традиции (в том числе против продажи индульгенций). Вскоре он стал признанным лидером швейцарской реформации. В 1520 году Совет предписал всем священникам города проповедовать чистое слово Божье и отвергать все, что не подтверждается Писанием, то есть основной принцип, выдвинутый Цвингли.

Имеются свидетельства, что некоторое время он осуждал крещение младенцев, как не подтверждаемое текстами Евангелия, и в этом смысле мог быть назван анабаптистом. Но как светский правитель, Цвингли полагал, что Реформация;— это непременное условие благополучия города и проведения социальных изменений, однако надежного успеха она сможет достичь лишь в случае поддержки ее городской властью. Отказ же от крещения младенцев (педобаптизма) грозил серьезно ослабить воздействие магистрата на религиозную жизнь Цюриха. Что ни говори, а момент, когда в акте крещения церковь, признанная официальной, превращает грешную плоть в обновленное тело, символизирует зависимость человека от городских властей. Кроме того, Цвингли беспокоила возможная отрицательная реакция членов Совета. Они поддерживали Реформацию и концепцию личной веры. Но и они, и их дети были крещены в младенчестве, а потому едва ли им понравилось бы нововведение, автоматически делавшее их собственное крещение недействительным. С учетом всех обстоятельств, Цвингли был убежден, что отмена крещения младенцев стала бы самоубийственной для города, со всех сторон окруженного религиозными и политическими врагами.

Такова улыбка истории — эпизод в равной мере и забавный, и поучительный. Именно решительность цюрихского реформатора развязала энергию, которая позже обрушилась на него самого, а тот факт, что взгляды Цвингли обрели официальный статус, выдвинув его на положение «отца города», привел к стремлению притормозить Реформацию, которая, по мнению осмотрительного правителя, свое дело уже сделала. Неизбежным результатом стали брожения и расколы в окружении Цвингли. Его недавние единомышленники все громче заявляли, что он отрекается от им же провозглашенного принципа, поскольку о крещении младенцев в Библии говорится не больше, чем о католической мессе, чистилище и пр. Наиболее критично выступили некоторые наиболее активные и доверенные сподвижники Цвингли. Самым авторитетным среди них был, пожалуй, упоминавшийся Конрад Гребель, сын одного из членов городского Совета. Выпускник университетов Вены и Парижа, он был весьма начитан в оригинальных текстах Писания, и сам Цвингли характеризовал его как «наиболее прилежного, наиболее искреннего и образованного проповедника». Его ближайшими единомышленниками были Феликс Манц, сын местного священника, весьма сведущий в оригинальных библейских текстах, Георг Блаурок— бывший монах, за свое красноречие и рвение прозванный «вторым Павлом», Людвиг Хетцер, знаток древнееврейского языка и наиболее известный из них Бальтазар Губмайер - молодые, высокообразованные люди.

К началу 1524 года разрыв между ними и Цвингли обозначился окончательно. Голоса противников крещения младенцев обрели такой громкий резонанс, что на 17 сентября Совет назначил публичную дискуссию но этому вопросу. Как и можно было предвидеть, победителем Совет объявил Цвингли и распорядился, чтобы все жители города под угрозой наказания крестили детей в младенческом возрасте. Решение Совета не повлияло на анабатистов; они по-прежнему проповедовали собственные взгляды и отказывались крестить своих младенцев. К этому времени они сообразили: если крещению непременно должна предшествовать вера, то и их собственное крещение было недействительным. Начиная с лета 1525 года в городе совершается целый ряд вторичных крещений. Первоначально практиковалось обливание — в соответствии с практикой городских церквей, а позже — погружение в воду, по их мнению, более соответствующее Писанию.

Идеи анабаптистов распространялись все шире. Озадаченный Цвингли и Совет были вынуждены в начале ноября провести второй диспут. Результаты его также были предрешены, решение гласило: «Каждый из анабаптистов имел возможность беспрепятственно высказать свои взгляды; основываясь на надежных свидетельствах Священного Писания, как Ветхого, так и Нового Заветов, было выяснено, что Цвингли и его последователи одолели анабаптистов, упразднили анабаптизм и упрочили крещение младенцев». Видимо, не очень надеясь на столь оптимистический вывод. Совет присовокупил предупреждение: «Каждый, кто будет действовать вопреки этому указу, будет оштрафован всякий раз, когда проявит неповиновение; если же кто-либо станет упорствовать в своем неповиновении, то мы поступим с ним с большей строгостью и без всякого снисхождения накажем в соответствии с серьезностью проступка». Вскоре выяснилось, что угроза была далеко не пустой. Гребель, Манц, Блаурок и ряд их последователей были вызваны в Совет, от них потребовали порвать со своими заблуждениями, а после отказа бросили в тюрьму, где их несколько месяцев держали в цепях. Драматически сложилась судьба Губмайера. Он также был заключен в тюрьму, где, его, ослабевшего и больного, вынудили согласиться на публичное отречение. Однако, оказавшись на кафедре, он твердо заявил о своем несогласии с крещением младенцев. Его снова подвергли заключению, до тех пор, пока не получили письменное покаяние. Однако после освобождения, как мы увидим позже, он до конца своей жизни продолжал активно проповедовать анабаптистское кредо.

Дальше заработала обычная в таких случаях логика. Диссиденты не сдавались, а власти, убеждаясь в неэффективности репрессивных мер, видели выход лишь в их ужесточении. 7 марта 1526 года Совет Цюриха постановил, что каждый, кто совершил акт вторичного крещения, подлежит погружению в воду еще раз, правда, уже с целью утопления. В марте 1526 года от чумы умер Конрад Гребель. 3 декабря был схвачен Феликс Манц, недавно освобожденный из тюрьмы. Он был обвинен во всех смертных грехах и 7 января 1527 года брошен в реку. Эта расправа за веру получила европейскую огласку еще и потому, что несчастный до конца остался верен своим убеждениям и погиб с пением гимна: «О Христос, в твои руки я передаю свою душу!» Около двух лет спустя, такому же наказанию подверглись известные проповедники Якоб Фолк и Генри Римен, был сожжен на костре Георг Блаурок и по обвинению в многоженстве казнен Людвиг Хетцер. Столь же враждебное отношение проявляли власти других городов, в частности, репрессиям подверглись члены многочисленной анабаптистской общины в соседнем Берне. Не удивительно, что все больше противников крещения младенцев покидали страну, и швейцарский анабаптизм постепенно сходит с исторической сцены. Его центр перемешается в Германию, в связи с которой обычно и вспоминают об анабаптизме и бурной активности его приверженцев.

По времени деятельность анабаптистов Швейцарии и Германии (или, точнее, тех диссидентов, которых так именовали) совпадала и до определенного момента развивалась параллельно. Правда, швейцарский анабаптизм составил более или менее однородное, течение. В Германии же «анабаптистами» называли перекрещенцев, исповедующих не просто различные, но порой и взаимоисключающие взгляды. Кстати, термин «анабаптизм» как название какой-либо религиозной группы в прошлом не использовался. Более того, он не употреблялся и самими анабаптистами времен Реформации, предпочитавшими называть себя «братьями». Первых анабаптистов, как уже упоминалось, историки обычно обнаруживают в немецком Цвиккау, на границе с Богемной. Это так называемые «цвиккаусские пророки»; Николай Шторх, Марк Томас (он же Штюбнер) и Келлер. Здесь в 1520 г. начались их проповеди о скором конце света и торжестве на земле «царства Христова». Они апеллировали не столько к Священному писанию, сколько к собственному внутреннему откровению, требуя не просто веры, но и соответствующих ей добрых дел. Поскольку для детей, говорили они, такая вера невозможна, то крестить можно лишь «возрожденных» взрослых. Эти высказывания и послужили поводом называть их «анабаптистами». Начиная с 1520 года, в одной из местных церквей проповедовал Томас Мюнцер, уже склонявшийся к полному разрыву с Лютером. В шумных спорах, вызванных появлением пророков, он принял их сторону. Голоса прорицателей звучали все агрессивнее, и лютеранский совет города решил изгнать возмутителей спокойствия. Пророки направились в Виттенберг, где в отсутствие Лютера (он скрывался в Варбурге) заметно возросло влияние воинствующих антипапистов во главе с Андреасом Карлштадтом.

Андреас Карлштадт — колоритная фигура немецкой Реформации. Уже в 1510 году он был профессором философии и теологии Виттенбергского университета, а в 1517 году, как бы предвосхищая выступление Лютера, опубликовал 152 тезиса против продажи индульгенций. Позже он активно поддержал Лютера и участвовал на его стороне в известном диспуте с И.Экком. представлявшим позицию Рима (Лейпциг. 1519). Шаг за шагом он стал выступать со все более радика­льными предложениями по реформации церкви. В 1521 году Карлштадт потребовал, чтобы богослужение велось на немецком языке, причащение давалось мирянам в обоих видах без предшествующей исповеди, а священники покончили с целибатом, облачились в светские одежды и женились. В январе 1522 г. он добился решения об изъятии из церквей всех изображений, в том числе и распятий, запрещения музыки как отвлекающей от созерцания Бога. «Органы, трубы, флейты,— заявил он,— это театр». Недовольный медлительностью властей. Карлштадт с группой сторонников ворвался в церковь, где они сорвали все изображения, а сопротивлявшихся служителей забросали камнями.

Под впечатлением «пророков», утверждавших, что «Бог прямо говорит сердцу человека», Карлштадт объявил, что наука — это мертвое дело, а потому школы и систематическое образование служат лишь препятствием к истинному благочестию. Его авторитет был велик, и ректор школы распорядился распустить учеников по домам. Власти и образованные люди растерялись. Сам Лютер вынужден был вмешаться и добиться изгнания «пророков» из города. В дальнейшем их следы теряются.

Протестантские авторы обычно изображают «цвиккаусских пророков» как банду фанатиков и возмутителей порядка, свихнувшихся на вере в собственные прозрения. Это не совсем точно. Они действительно были мистиками, упоенными своими видениями и прорицаниями, схожими с откровениями Э.Сведенберга и Г.Фокса. Однако какой-то программы радикальных преобразований общества, выходящих за рамки церковных реформ, у них не было. В чем-то они подтолкнули Томаса Мюнцера к созданию такой программы и проповеди эсхатологизма, но ко времени их встречи его революционные воззрения уже сложились.

У «цвиккаусских пророков» не было и развернутого систематического вероучения. Едва ли в их идеях можно усмотреть особую новизну: в ту пору протест против крещения младенцев носился в воздухе, а надежные свидетельства о том, что они сами крестили уверовавших граждан, отсутствуют. Заслуга их скорее в другом: своей суматошной, но крайне боевой и шумной деятельностью они выдвинули идею перекрещения на первый план, так прочно связали ее с обличениями «греховного» мира и ожиданиями грядущего светопреставления, что термин «анабаптизм» отныне стал ассоциироваться со всеми религиозными бунтарями. Говорить же о появлении какой-то новой секты, особого «немецкого анабаптизма» пока рано. Тем не менее «немецкий анабаптизм» — некоторая по меньшей мере литературная реальность.

Томас Мюнцер

—выдающаяся фигура средневековой истории. Он учился в ряде университетов, в том числе в Халле, где получил степень бакалавра. Даже по признанию своих противников Мюнцер был человеком серьезного образования, незаурядных способностей и «ангельского красноречия». В июне 1520 года он был назначен ведущим проповедником в Цвиккау, где к тому времени победили идеи Лютера. В своих проповедях он резко обличал папство, развивая известный тезис Лютера о «Вавилонском пленении» церкви. Наиболее характерным для него был призыв сделать Евангелие правилом не только религиозной, но и социально-политической деятельности. Логика борьбы с авторитарным католицизмом, изучение взглядов Иоахима Флорского, Иоганна Таулера и других немецких мистиков, а прежде всего таборитов, призывавших массы к активным действиям, приводит его к разрыву с Лютером и переходу на позиции «народного» реформатора. В одном из своих многочисленных памфлетов он писал, что крещение младенцев не может быть обосновано Писанием. Это, по-видимому, и послужило формальным поводом причислить его к анабаптистам, хотя данный сюжет заметной роли в его рассуждениях не играл и сам он практиковал крещение младенцев. Мюнцер разделял формулу «оправдания верой», но земное призвание понимал как решительную борьбу «избранных ревнителей Бога» за установление нового мира, в котором будут ликвидированы несправедливые отношения. Отличие Мюнцера в том, что он призвал простых людей не просто верить, но самим вершить «суд Божий», не останавливаться ни перед чем.

Знакомство с взглядами Томаса Мюнцера проливают дополнительный свет на вопрос о гуманистической природе мистицизма. В эпоху Реформации антитеза веры и разума располагалась не только в плоскости спора о познавательных средствах вообще. Разум для протестантов ассоциировался с церковной рациональностью (схоластикой), которая навязывала людям «внешнее слово», книжную, а не Божественную мудрость. Отвергая «мертвую букву» церковного учения, Мюнцер отрицал «разумность», которая оправдывала «человеческие установления». Церковь извратила Божественный разум, утверждал он, к чистым небесным истинам она примешала грязные эгоистические помыслы и страсти. «Если человек желает достичь Божественных откровений, он должен удалиться от всех утех и иметь мужество познать истину»,— писал он. И первый шаг к этому — признать никчемность собственного разума, сделаться внутренним «глупцом». Каков же тот фундамент, на котором может быть построен «обновленный разум»? Человеческий разум должен быть подчинен вере, пленяющей «всякое помышление в послушание Христу» (2 Кор. 10,5).

Нужно только избегать двух крайностей. Наивно полагать, будто текущие политические события могут прямо влиять на социальные установки определившейся секты, тем более в таком принципиальном вопросе как отношение к насилию. Столь же неосновательно думать, что логика теологического новаторства способна предопределить отношение религиозного деятеля к конкретным политическим событиям. Тот же Мюнцер мог разделять взгляды швейцарских анабаптистов на крещение, но его политическая программа имела с ними мало общего. Симптоматично, что в сентябре 1524 года, то есть в самый разгар Крестьянской войны, лидеры швейцарского анабаптизма послали Мюнцеру письмо с решительным предостережением против применения насилия. «Верно ли,—спрашивал, например Гребель,— как мы слышали, что вы проповедуете в пользу нападения на князей? Если вы защищаете войну или что-то еще, что невозможно найти в ясном слове Бога, я предостерегаю вас нашим общим спасением воздержаться от таких вещей и сегодня, и впоследствии».

Жизнь Губмайера разворачивалась в стиле детективного романа. Начать с того, что его любимым учителем во Фрайбургском университете был Иоганн Майер, в истории более известный как Экк. Тот самый, который был воинствующим оппонентом Лютера на знаменитом диспуте в Лейпциге (1519), а впоследствии справедливо считался его злейшим врагом. Вместе с ним Губмайер перебрался в университет в Ингольштадте и даже стал его вице-ректором. Сомневаться относительно его преданности католицизму в те годы не приходится. Впоследствии он был назначен священником в Вальдсхут, находившийся в сфере влияния Австрии. Город этот на многие годы стал его пристанищем, хотя время от времени Губмайер проповедовал в других городах. Здесь и совершился его духовный прорыв к радикально-социальным воззрениям. Уже к моменту приезда в Женеву (1523) он был убежденным противником крещения младенцев, а поэтому первоначально активно поддерживал Цвингли. Вскоре, как упоминалось, он категорически разошелся с ним.

Между тем проповеди Губмайера в Вальдсхуте обретали все большую антикатолическую воинственность, вызывая сочувствие прихожан и ярость местных священников, поддерживаемых австрийским епископом. В августе 1524 года он был вынужден искать убежища в соседнем Шауфхаузене, но вскоре вернулся в Вальдсхут, женился, написал знаменитый трактат «Еретики и те, кто их сжигает», стал настойчиво проводить в городе церковные реформы. Весной 1525 года принял второе крещение «по вере», после чего сам крестил около трехсот человек, навлекая на себя растущий гнев властей. В результате скоро (декабрь 1525) австрийские войска захватили город, Губмайер вынужден был скрываться в Цюрихе, где, как противник Цвингли, вскоре был заключен в тюрьму, закован в цепи и после письменного покаяния (июнь 1526) осужден на изгнание.

К началу 20-х годов в так называемой Передней Австрии назревают острые классовые противоречия, организуются боевые отряды бедняков, предваряющие события крестьянской войны, учащаются нападения на монастыри. Причем, по мнению австрийских властей, претендовавших на эту территорию, центром воинственной активности являлся именно Вальдхут, а главным идеологом не кто иной, как Б.Губмайер, создавший «радикальную секту, связанную с крестьянским движением». Больше того, имеются свидетельства, что он непосредственно участвовал в подготовке документов восстания, а некоторые историки приписывают ему авторство самой революционной программы Крестьянской войны — известного «Artikelbrief» и знаменитых 12 статей, содержащих требования бунтующих крестьян. Всесторонне рассмотрев все эти факты, М.М.Смирин делает вывод о несомненной «связи Губмайера с восставшими крестьянами и его пропаганде в этом направлении», в частности, о его прямом участии в составлении 12 требований.

Даже из этой предельно беглой характеристики очевидна особая роль Губмайера в судьбах анабаптистских идей. Любопытно, что она проявилась не только в модификации его взглядов, но и в каких-то мистических фактических связях, которые завязывались между его последователями и оппонентами.

Изгнанный из Цюриха, Губмайер переселяется в Никольсберг (Моравия), где возглавляет общину анабаптистов, которая начинает быстро расти. Вскоре происходит неожиданное: внутри радикальной, так сказать, по определению, церкви выделяется и усиливается «левая» оппозиция. Самым дерзким и воинственным оппонентом выступает Ганс Гут, известный анабаптиский деятель тех времен. В свое время как единомышленник он неоднократно встречался с Мюнцером, был свидетелем его поражения при Франкенхаузе и впоследствии был осужден за то, что «возмущал простой народ и призывал подданных истреблять своих господ» — обвинение, которое он частично признал под пытками. В Вальдсхуте он проявил себя как самозабвенный пророк, проповедник хилиазма и евангелия ненависти. Суд Божий, громогласно объявил он, «должен осуществиться мечом в руках подданных». Он не только предвещал скорый конец света, но и определил его точную дату — лето 1529 года.

При всем своем радикализме Губмайер не был мистиком. Он верил в единственный «внутренний свет» — просветление, озарение от Святого Духа, которое определено в Библии. Во всех спорных вопросах он апеллировал не к личному откро­вению, которое, считал он, может ошибаться, а к слову Божьему, истинному всегда. Он не разделял призыва к насилию, хотя признавал справедливость требований крестьян. Не удивительно, что он всеми силами пытался противостоять проповедям Гута, даже выступал его главным оппонентом во время Публичного диспута, организованного в городском замке. Однако в тревожной атмосфере тех лет богословское красноречие Губмайера оказывалось бессильным. Но история позаботилась о том, чтобы эта конфронтация не затихла. Во время одного из посещений Страсбурга Губмайер крестил Иоанна Денка, который стал лидером местной общины анабаптистов, вскоре выросшей до тысячи человек. В ней, кстати сказать, практиковалось крещение «возрожденных» взрослых погружением в воду. Своими проповедями и публикациями Денк завоевал огромное влияние и репутацию «анабаптистского папы». Но его взгляды уже приобрели отчетливо «немецкий» оттенок. Он наследовал многие идеи И.Таулера и, в отличие от Б.Губмайера, был убежден в достаточности и превосходстве внутреннего свидетельства. Репрессии против анабаптистов усиливались. Денк, опасаясь за свою жизнь, покинул Страсбург, скитался по разным городам и умер осенью 1527 года в Базеле от чумы.

Тонкая нить интересующей нас фактической преемственности личного анабаптистского опыта, однако, не прервалась. Теперь она проходила через общину в Страсбурге, где преемником Денка стал Мельхиор Хофман, непосредственный предтеча взглядов тех «анабаптистов», которые впоследствии задавали тон в Мюнстерской коммуне. Бывший последователь Лютера, он постепенно склонялся к эсхатологическим мотивам, много путешествовал, в Стокгольме издал работу, в которой объявил, что конец света состоится в 1533 году. Повтряется старая история: обеспокоенный ростом «анархических» настроений совет города сажает в тюрьму М.Хофмана в том же 1533 году.

Когда-то Хофман окрестил мало кому известного пекаря Яна Матиса, наверное, никак не подозревая, что тот станет героем и мучеником Мюнстера. Снова хитрость истории: путь Матиса на общественную авансцену также пролегал через Страсбург, где он возглавил общину вместо арестованного Хофмана. Его неистовые проповеди будоражат городскую паству. Он торжественно объявляет себя пророком Енохом, предсказывает скорое падение всех тиранов и наступление золотого века. Ему тесно в небольшом городе, и он рассылает двенадцать верных ему «апостолов» по всей стране, чтобы громогласно возвещать соотечественникам о грядущем мировом катаклизме.

Между тем в начале 30-х годов резко обострились классовые конфликты в Мюнстере, где городские низы быстро вовлекались в борьбу против местной церковной и княжеской власти. Недавно господствовавшее лютеранство быстро сменяется воинственно-радикалистскими воззрениями; естественно, уже на первых порах отвергается крещение младенцев. Неудивительно, что проповеди прибывших сюда двух «апостолов» из Страсбурга, а позже и присоединившегося к ним Яна Матиса находят питательную почву среди городского люда, доведенного до отчаяния и готового к любым насильственным действиям. Вскоре Ян Матис становится непререкаемым идеологом и руководителем восстания, в результате которого в городе (февраль 1534) учреждается коммуна, жестоко расправившаяся с бывшими господами и клерикалами.

После гибели Яна Матиса (апрель 1535) полномочным главой города становится Иоанн Бокельзон (Лейденский). Он объявляет Мюнстер «город Сион», где восстановлено царство Давида во главе с ним самим. В городе ужесточается политика, призванная воплотить в жизнь примитивно-казарменное представление о «тысячелетнем царстве»: конфискация и раздача крестьянам дворянских и монастырских земель, ликвидация всех сословных и имущественных привилегий, отмена денег, бесплатные общие трапезы и т.п. Осажденная со всех сторон коммуна была жестоко подавлена в июне 1535 года.

В эпоху Реформации отказ от крещения младенцев обрел свой отчетливый социально-идеологический смысл, а именно, служил индикатором полного разрыва с «папизмом», а позже и с протестантизмом, получившим официальный статус. Такой протест, как мы видели, мог вызываться различными мотивами — вероучительными, политическими, экономическими, национальными и т.д. Поэтому сам по себе отказ от крещения младенцев еще не составлял отличительного признака, выделяющего «анабаптизм» в качестве цельной самостоятельной церкви со своим вероисповеданием, организацией, обрядностью.

В силу причин, о которых уже шла речь, требование крещения «по вере» служило безошибочным признаком «врага» в глазах не только церковных, но и светских правителей. Светских, поскольку указывало на идеи и группы, враждебные к социальному строю, религиозных — так как отвергало принятый ими догматический принцип. Подобная квалификация оказывалась выгодной обеим сторонам. Светской — потому что подводила ее политических противников под категорию «еретиков», беззащитных в тот богобоязненный век, тем самым санкционируя расправу над ними от имени Бога. Церковной — потому что в борьбе со своими внутренними диссидентами она могла рассчитывать не только на убедительность собственных проповедей, но и на карающую силу меча.

Вот и шла облава на «анабаптистов», в которой с готовностью сотрудничали и светские, и религиозные власти, издававшие на сей счет все более суровые указы. Один только факт. 7 августа 1536 года в г. Хомбург состоялось совещание протестантских авторитетов для обсуждения дальнейшей политики в отношении анабаптистов. Присутствовали 8 представителей высшего дворянства, 10 ведущих теологов и 7 делегатов от пяти городов. Председательствующий Ф.Меланхтон предложил постановить: «Анабаптистов можно и нужно сдер­живать мечом. Те, которые подверглись изгнанию и не подчинились, должны наказываться мечом». В ходе обсуждения выявился поразительный факт: представители городов, особенно Аугсбурга и Ульма, высказывались за более мягкие меры. Религиозные деятели настаивали на своем, и редакция Меланхтона в несколько смягченном виде была принята. Поэтому люди, клейменные словом «анабаптизм», массами бежали из Германии в страны, где, как им казалось, царит религиозная свобода,— в Польшу, Англию, Россию и, главным образом, в соседнюю Голландию.

| Как правило, их надежды оказывались обманутыми. Ситуация стала более напряженной в 1556 году, когда в результате раздела империи Карла V Нидерланды были включены в состав владений испанского короля Филиппа II. Началась знаменитая Нидерландская буржуазная революция, боевой идеологией которой стал кальвинизм, довольно скоро породивший сильное «диссидентское» движение Арминия, в свою очередь во многом повлиявшее на взгляды английских сепаратистов.

Все эти переплетения классовых, национальных, церковных противоречий, постоянный приток зарубежных бунтарей и «еретиков» создавали подвижную, бурлящую религиозную картину. Значительное место в ней занимали люди, которых привычно аттестовали как «анабаптистов», хотя они во многом отличались друг от друга. Одни оставались верны воинствующему наследию Мюнстера и не теряли надежды на скорое пришествие «царства Божьего», для учреждения которого они были готовы взяться за меч. Другие представляли «мирных» анабаптистов.

Религиозным деятелем, который как бы вписал наследие континентальных перекрещенцев в баптистскую родословную стал

Менно Симонс (ок. 1490—1561).



МЕННОНИТЫ.



Нет нужды подробно заниматься его жизнеописанием, типичным для «еретика» той поры. Католический священник (1524), он, наблюдая случаи расправы над анабаптистами, даже под угрозой смерти отстаивавших свои убеждения, снова и снова вчитываясь в Библию, становится решительным противником крещения младенцев. Его идеи получают распространение не в последнюю очередь потому, что он публично отмежевался от революцион­но-воинственных взглядов. В работе «Исход из папства» Менно Симонс заявлял: «Наши оппоненты ложно обвиняли нас в том, что мы защищаем доктрину мюнстерцев в отношении короля, меча, революции, самозащиты, полигамии и аналогичных отвратительных вещей. Однако знай, мой дорогой читатель, что никогда в моей жизни я не соглашался с этими положениями мюнстерского исповедания, но более чем семнадцать лет по мере моих скромных сил предостерегал против них и противостоял их гадким заблуждениям».

Менно Симонс не был трибуном, он вел тихую жизнь богослова и мыслителя, а поэтому и смог уцелеть, несмотря на крутой вал преследований «анабаптистов». По подсчетам историков к 1546 году лишь в Голландии и Фрисландии более 30 тыс. человек были казнены за принадлежность к ним. Но Менно Симонс вошел в историю не потому, что обличал крещение младенцев и вмешательство властей в церковные дела,— таких оппозиционеров тогда была масса. Он был талантливым богословом, издал и распространил по стране массу работ, в том числе и «Главную книгу истинной христианской веры» (1539), где в систематической форме изложил свои взгляды, сыгравшие заметную роль в формировании собственно баптистской церкви. Его богословский успех объяснялся вовсе не новизной выдвинутых идей. Он сумел подвести под отказ от крещения младенцев солидную теологическую базу, сплавить в единое вероучение прежде разрозненные и весьма произвольные элементы «анабаптизма»: концепцию истинной церкви, ее взаимоотношения со светскими властями, отношение к насилию и т.д.

Стержень вероучения Менно Симонса составляет концепция церкви как сообщества истинных святых, совершивших акт подлинного, действенного крещения. Отсюда ключевые принципы: служители церкви не могут назначаться «свыше», а избираются лишь ее членами; никто не может предписывать им, что проповедовать, служители церкви должны существовать за счет пожертвований верующих и т.д. Наиболее последовательное выражение отстаивание полной — и финансовой и духовной — независимости своей церкви выразилось в установке, которая стала причиной известности и почитания его последователей и одновременно навлекла на их голову все кары земные — а именно, позиции последовательного пацифизма: отказа служить в армии и брать в руки оружие.

Что же касается способа крещения, то Менно Симонс, видимо, не придавал ему существенного значения. Он, правда, не раз высказывался в пользу крещения погружением в воду, но его сообщество практиковало обливание. Впоследствии среди его последователей выявились группировки, различающиеся и по способу крещения, и по представлениям о дисциплине. Но как бы то ни было, мы можем констатировать образование новой секты. Она стала центром притяжения людей, разделяющих аналогичные идеи, полем кристаллизации последних в рамках систематической концепции. Цельность и разработанность учения Менно Симонса позволяла четко отграничить его отечестве вероисповедания самостоятельной церкви, получившей полное право закрепить свою идентичность и в новом наименовании — меннониты. Это также способствовало ее привлекательности в глазах последовательных евангелистов, так как давало возможность, хотя бы на словах, избавиться от ассоциаций с одиозным «анабаптизмом».

Однако, как мы уже видели на многих примерах, логика богослова и логика государственного мышления не совпадают, если не сказать больше. Власти жестоко подавляли диссидентские учения, призывающие к насилию, но лишь к насилию, направленному против них самих, против существующих общественных порядков. Но не менее враждебно они относились и к призывам против насилия вообще. Им нужны были не мечтательные пацифисты, а шеренги солдат, готовых по их приказу утопить в крови любого противника. А поэтому новации «мирных» меннонитов они рассматривали как очередную уловку врагов строя и не были склонны проявить милосердие. С 1535 года в стране действовал указ Карла V, согласно которому все анабаптисты, перекрещенцы и их единомышлен­ники подлежали смертной казни. В 1542 году губернатор Фрисландии постановил, что каждый, кто будет так или иначе помогать Менно Симонсу, должен наказываться как еретик. Поэтому многие меннониты эмигрировали в различные страны, в том числе в Англию и США. Но и там они еще долго подвергались репрессиям. (В самой Голландии репрессии смягчились лишь после 1579 года, когда страна освободилась от испанского владычества.) Но все эти бесчисленные перемещения «гонимых» религий способствовали тому, что творческое наследие Менно Симонса стало европейским достоянием и так или иначе продолжало жить не только в традиции меннонитов, но и других родственных протестантских школ.

Дмитрий

Местный
подробнее
Здравствуйте , Владимир.

Спасибо , интересный текст.А кто автор?Вы скопировали его из сети или сканировали с книги?

Хубирьянц Владимир Владимирович

Администратор
подробнее
честно говоря автор не знаю кто но знаю что православный какой то историк

мне дал православный друг один
я на самом документе нет ссылки откуда это..... можно в общем по искать в поисковике по этому тексту